— Встань, стрелок, я прощаю тебя с легким сердцем, — помолчав, добавила. — Если я спасу твою жизнь еще девять раз, мы хоть как-то сравняемся.

— Доброта твоего сердца заставляет меня стыдиться за свое, — Роланд встал. Лиловый цвет медленно, но верно уходил с его лица. Он посмотрел на лежащую на ковре тварь, в свете камина отбрасывающую бесформенную тень на стену. Оглядел крохотную хижину с древними светильниками и мигающими электрическими лампочками.

— Он накормил нас нормальной едой, — Роланд словно прочел ее мысли и понял, чего она боялась больше всего. — Он никогда бы не стал травить то, что собирался… съесть.

Сюзанна протянула ему револьвер, рукояткой вперед. Роланд взял его, вставил два патрона в пустые гнезда барабана, сунул револьвер в кобуру. Дверь хижины осталась открытой, за порогом, в маленькой прихожей, где висели их самодельные пальто, уже намело небольшой сугроб. В комнате стало прохладнее, она уже не напоминала сауну.

— Как ты узнала? — спросил Роланд.

Она подумала об отеле, где Миа оставила Черный Тринадцатый. Позже, после того, как они ушли, Джейк и Каллагэн смогли попасть в номер 1919, потому что кто-то оставил им записку и

(дад-а-чуч)

ключ. «Джейку Чеймберзу! Это правда» — вот что написали на конверте, где-то каллиграфическим почерком, где-то печатными буквами. И Сюзанна не сомневалась: сравни она тот конверт с запиской, найденной в ванной, стало бы ясно, что почерк в обоих случаях один и тот же.

По словам Джейка, женщина за регистрационной стойкой в нью-йоркском отеле «Плаза-Парк» сказала ему, что конверт оставлен Стивеном Кингом.

— Пойдем со мной, — Сюзанна развернулась. — В ванную.

Как и весь дом, ванная уменьшилась в размерах, теперь более всего напоминая чулан. На дне старой, ржавой ванны чернел слой грязи. Выглядела она так словно в последний раз ей пользовались…

По правде говоря, Сюзанна подумала, что ей никогда не пользовались. Отверстия головки душа забила ржавчина. Розовые обои выцвели и потемнели от грязи, местами отклеились. Роз не было вовсе. Зеркало над раковиной осталось, с бегущей по нему трещиной, и Сюзанна удивилась, как это ей удалось не порезать подушечку пальца, когда она писала на нем. Пар от дыхания, естественно, исчез, но слова остались, четко выделяясь на въевшейся в поверхность грязи: «ODD LANE», и ниже: «DANDELO».

— Это анаграмма, — пояснила Сюзанна. — Ты видишь?

Он внимательно посмотрел на обе надписи, потом покачал головой, на лице отразился стыд.

— Твоей вины здесь нет, Роланд. Это наши буквы, которых ты не знаешь. Поверь мне на слово, это анаграмма. Готова поспорить, Эдди сразу бы все понял. Я не знаю, может, Дандело воспринимал это, как шутку, может, существуют какие-то правила колдовства, которым он должен был следовать, но мы вовремя успели во всем разобраться, с небольшой помощью Стивена Кинга.

— Разбиралась ты, — ответила Роланд. — Я-то смеялся бы до самой смерти.

— Мы оба могли это сделать, — гнула свое Сюзанна. — Только ты оказался более уязвимым, потому что твое чувство юмора… извини Роланд, но, по большей части, оно сильно хромает.

— Я знаю, — внезапно он повернулся и вышел из ванной. Ужасная мысль прокралась в голову Сюзанны, и прошло, казалось бы, очень много времени, прежде чем Роланд вернулся.

— Роланд, он все еще…

Стрелок кивнул, чуть улыбнувшись.

— Мертв, как и прежде. Ты стреляешь правильно, Сюзанна, но на этот раз мне требовалось в этом убедиться.

— Я рада, — ответила она.

— Ыш стоит на страже. Если что-то вдруг случится, я уверен, он даст нам знать, — стрелок поднял записку с пола и попытался прочитать, что написано на обороте. Ей пришлось помогать ему только с «аптечным шкафчиком». — «Я кое-что вам оставил». Ты знаешь, что именно?

Она покачала головой.

— Смотреть времени не было.

— А где аптечный шкафчик?

Она указала на зеркало, и Роланд распахнул дверцу. Петли заскрипели. Внутри действительно оказались полки, но, вместо аккуратных рядов пузырьков с таблетками и тюбиков, которые Сюзанна себе представляла, они увидели две бутылки из коричневого стекла, вроде той, что стояла у раскладного кресла, древнюю коробку с «Леденцами от кашля братьев Смит со вкусом черешни» и конверт, который Роланд тут же протянул ей. Надписанный тем же полукаллиграфическим, полупечатным почерком. Сюзанна прочитала:

«Чайлду Роланду, из Гилеада

Сюзанне Дин, из Нью-Йорка

Вы спасли мою жизнь.

Я спас ваши.

Мы в расчете.

С. К.»

— Чайлд? Это слово для тебя что-нибудь значит? Он кивнул.

— Оно описывает рыцаря… или стрелка… который отправился на поиски чего-то важного. Официальный титул, и древний. Мы никогда не называли так друг друга, ты понимаешь, потому что он означает святой, избранный ка. Нам никогда не нравилось так думать о себе, и я уже много лет не воспринимал себя таким.

— И однако, ты — Чайлд Роланд?

— Возможно, когда-то был. Но теперь это всего лишь слово. Здесь и ка уже нет.

— Но мы по-прежнему на Тропе Луча.

— Да, — он провел пальцем по последней строке послания: «Мы в расчете». — Вскрой конверт, Сюзанна. Хочу увидеть, что внутри.

Она вскрыла.

В конверте лежала фотокопия поэмы Роберта Браунинга. Поверху Кинг написал имя и фамилию автора своим полукаллиграфическим, полупечатным почерком. В колледже Сюзанна читала драматические монологи Браунинга, но не эту поэму. Однако, похоже, очень хорошо знала, о чем в ней пойдет речь, потому что называлась поэма «Чайлд Роланд к Темной Башне пришел». Состояла она из тридцати четырех строф, повествовательная по структуре, по ритмике относилась к балладам. Каждая строфа начиналась римской цифрой. Кто-то, вероятно Кинг, обвел строфы I, II, XIII, XIV, XVI.

— Прочитай отмеченные строфы, — охрипшим голосом попросил Роланд, — потому что я могу понять только слово-другое, но хочу знать, что в них говорится, хочу знать очень хорошо.

— Строфа первая, — начала Сюзанна, а потом ей пришлось откашляться. Потому что в горле пересохло. Снаружи завывал ветер, над головой чуть помигивала лампочка в обсиженном мухами плафоне.

— Коллинз, — сказал Роланд. — Тот, кто писал поэму, говорил о Коллинзе точно так же, как Кинг в своих историях говорил о нашем ка-тете! «Калека древний и седой — он лгал!» Ага, точно лгал!

— Не Коллинз, — напомнила Сюзанна. — Дандело. Роланд кивнул.

— Дандело, ты говоришь правильно. Продолжай.

— Хорошо. Строфа вторая.

— Ты помнишь его палку? Как он ей размахивал? — спросил Роланд.

Конечно, она помнила. Да, вместо пыли был снег, но в остальном все сходилось. «В остальном строфа описывала то, что едва с ними не случилось». От этой мысли Сюзанна содрогнулась.

— Это поэт твоего времени? — спросил Роланд. — Твоего когда?

Она покачала головой.

— Даже не моей страны. Он умер как минимум за шестьдесят лет до моего когда.

— И однако, он видел, что только-только произошло здесь. Один из вариантов, во всяком случае.

— Да. А Стивен Кинг знал эту поэму, — и внезапно ее осенило. Мысль эта сверкнула так ярко, что могла быть лишь истинной. Она посмотрела на Роланда округлившимися глазами. — Именно эта поэма стала для Кинга отправной точкой. Именно она вдохновила его!