А потом, и надолго, повисла тишина.

И когда Эдди более не мог ее слушать, он спросил старого сторожа, многому ли из рассказанного он поверил.

— Всему, — без малейшего колебания ответил Джон. — Так вы хотите позаботиться о той розе в Нью-Йорке, не так ли?

— Да, — кивнул Роланд.

— Потому что она оберегает Луч, тогда как большинство остальных уничтожили эти, как вы их там называете, телепаты-разрушители, — Эдди поразился, как легко и быстро Каллем ухватил самую суть, но, возможно удивляться не стоило. «Свежим глазом все видно лучше», — любила говорить Сюзанна. А Каллем определенно относился к тем, кого седые Луда назвали бы «умником».

— Да, — ответил Роланд, — ты говоришь правильно.

— Роза оберегает один Луч. Стивен Кинг — другой. По крайней мере, вы так думаете.

— За ним надо приглядывать, Джон, — вставил Эдди. Помимо всего прочего, у него много вредных привычек. А мы, покинув 1977 год этого мира, больше никогда не сможем вернуться сюда и проверить, как он.

— Кинг не существует ни в одном из других миров? — спросил Джон.

— Практически наверняка — нет, — ответил Роланд.

— Даже если и существует, — добавил Эдди, — что он там делает, не имеет ровно никакого значения. Этот мир — ключевой. Этот, и тот, из которого пришел Роланд. Эти два мира — близнецы.

Он посмотрел на Роланда, ожидая подтверждения. Роланд кивнул и зажег последнюю сигарету, из тех, что ранее дал ему Джон.

— Думаю, я смогу приглядывать за Кингом, — сказал Джон. — И ему знать об этом не обязательно. При условии, что я вернусь после того дела, по которому вы посылаете меня в Нью-Йорк. Я представляю себе, что это за дело, но, может, мы расскажете подробнее, — из заднего кармана джинсов достал потрепанный блокнотик с зеленой обложкой. Пролистал практически весь, но нашел чистый листок, из нагрудного кармана выудил карандаш, послюнявил конец (Эдди едва не передернуло), и выжидающе посмотрел на них, как смотрит на учителя любой ученик средней школы в первый учебный день.

— А теперь, дорогие мои, почему бы вам не рассказать вашему дядюшке Джону все остальное?

На этот раз говорил, по большей части, Роланд, и хотя сказать ему надо было гораздо меньше, он уложился лишь в полчаса, ибо говорил медленно, часто обращаясь к Эдди, чтобы тот помог ему со словом или фразой. Эдди уже познакомился с убийцей и дипломатом, которые жили в Роланде из Гилеада, а теперь вот столкнулся с послом, от которого требовалось правильно донести каждое слово. За окном гроза все не начиналась, но и не уходила.

Наконец, стрелок откинулся на спинку стула. В желтом свете свечей лицо его выглядело совсем древним и при этом красивым. Эдди впервые заподозрил, что со здоровьем у Роланда проблемы более серьезные, и они не ограничивались одной лишь болезнью, которую Розалита Мунос называла сухой скрут. Роланд терял вес, темные мешки под глазами шептали о тяжелой болезни. Он залпом выпил стакан красного чая и спросил: «Ты понял, что я тебе сказал?»

— Ага, — не более того.

— Ты хорошо все понял, не так ли? — настаивал Роланд. — Нет вопросов?

— Думаю, что нет.

— Тогда перескажи нам все.

Своим корявым почерком Джон заполнил два листка. Теперь просмотрел их, кивнул себе пару раз. Откашлялся и убрал блокнотик в карман. «Он, возможно, и живет в захолустье, но далеко не глуп, — подумал Эдди. — И наша встреча с ним — никакая не случайность; просто у ка выдался очень хороший день».

— Поехать в Нью-Йорк, — начал Джон. — Найти этого Эрона Дипно. Подружиться с ним. Убедить Дипно, что оберегать розу на пустыре — почти что самая важная работа в этом мире.

— Почти что можно и опустить, — заметил Эдди.

Джон кивнул, словно речь шла о само собой разумеющемся. Взял листок со смешным бобром в верхней части, и засунул в просторный бумажник. Передача купчей стала для Эдди едва ли не самым трудным испытанием из выпавших на их долю после того, как ненайденная дверь засосала его и Роланда и выплюнула в Ист-Стоунэме. Он едва сдержался, чтобы не выхватить ее из руки Каллема, прежде чем она исчезла в старом потрепанном «Лорде Бакстоне» note 22 . И подумал, что теперь гораздо лучше понимает чувства Келвина Тауэра.

— Поскольку вы, мальчики, теперь владеете пустырем, роза тоже принадлежит вам, — сказал Джон.

— Роза теперь принадлежит «Тет корпорейшн», — уточнил Эдди. — Корпорации, в которой вы должны стать исполнительным вице-президентом.

Джона Каллема не сильно впечатлила его новая должность.

— Дипно должен подготовить все необходимые документы и зарегистрировать «Тет корпорейшн». Потом мы пойдем к этому Мозесу Карверу и убедим его сесть в нашу лодку. Это будет самым сложным… самым сложным, — но мы сделаем все, что в наших силах.

— Надень крест тетушки на шею, — сказал Роланд, — и когда вы встретитесь с Карвером, покажи ему крест. Возможно, вам потребуется пройти долгий путь, чтобы убедить его в своей правоте. Но первым шагом должен стать этот.

Но пути из Бриджтона Роланд спросил Эдди, может ли он вспомнить какой-нибудь секрет, неважно, пустяковый или важный, который могли знать только Сюзанна и ее крестный. Так уж вышло, что Эдди такой секрет знал, и теперь изумился, услышав, как Сюзанна заговорила из крестика, который лежал на сосновом столе Дика Бекхардта.

«Мы похоронили Пимси под яблоней, где он смог бы наблюдать, как весной осыпаются лепестки цветов, поведал им ее голос. — И папа Моуз сказал мне, что больше плакать не надо, ибо Бог думает, что слишком долгий траур по домашнему любимцу…

Слова превратились в невнятное бормотание, потом смолкли совсем. Но Эдди помнил то, что не успела сказать Сюзанна и пересказал Каллему.

— …что слишком долгий траур по домашнему любимцу — грех». Еще папа Моуз сказал ей, что она может изредка приходить на могилу Пимси и шептать: «Будь счастлив на небесах», — но никогда никому об этом не говорить, потому что проповедники не жаловали идею, будто животные могут попадать на небеса. И она хранила этот секрет. Я — единственный, с кем она поделилась.

Эдди, возможно, вспомнил, как она, после близости, доверилась ему в темноте ночи, и в улыбке, появившейся на его лице, было больше боли, чем радости.

Широко раскрытыми глазами Джон Каллем посмотрел на крестик, потом на Роланда.

— Что это? Какой-то магнитофон? Магнитофон, не так ли?

— Это сигул, — терпеливо ответил Роланд. — Который поможет тебе наладить отношения с Карвером, если он окажется, как называет таких людей Эдди, упрямцем, стрелок чуть улыбнулся. Нравилось ему это слово, упрямец. Он его понимал. — Надень.

Но Каллем не надел. Во всяком случае, сразу. Впервые с того момента, как они познакомились с стариком, считая и те минуты, что они провели под огнем в магазине, на его лице отразилась тревога.

— Это магия? — спросил он.

Роланд нетерпеливо пожал плечами, как бы показывая, что слово это в данном контексте неприменимо, и просто повторил: «Надень».

Осторожно, словно боясь, что крестик тетушки Талиты может в любой момент раскалиться докрасна и сильно его обжечь, Джон Каллем надел крестик. Опустил голову, чтобы посмотреть на него, отчего под его длинным лицом двойной подбородок сильно прибавил в размерах, потом убрал крестик под рубашку.

— Господи, — повторил он, очень тихо.

Отдавая себе отчет, что сейчас он говорит точно так же, как однажды говорили с ним, Эдди Дин сказал: «Повтори оставшуюся часть своего урока, Джон из Ист-Стоунэма, и не ошибайся». В это утро Каллем поднялся с постели сторожем летних коттеджей, из тех, кого мир не видит и не знает. Чтобы вечером лечь в постель потенциально одним из самых влиятельных людей, истинным принцем Земли. Если его это и страшило, вида он не показывал. Возможно, еще не осознал произошедшей с ним перемены.

Но Эдди в это не верил. Перед ними сидел человек, которого послала им ка, умный и храбрый. И будь Эдди Уолтером (или Флеггом, как иногда называл себя Уолтер), он бы, пожалуй, задрожал от предчувствия беды.